Не чужие - Страница 93

Разрывы следуют один за другим. Корпус корабля скрипит, но все еще держится.

«Займите места в спасательных капсулах по левому и правому борту корабля. Капсулы отстреливаются с интервалом в пять секунд».

— Алиса! Ты первая! Славя! Вторая…

— Черта с два, парень, — Алиска качает головой. — Ты идешь первым.

— Что? С чего…

— Я так хочу! — ее глаза мечут молнии.

— Ты же знаешь… ты… что я…

Очередное попадание. Катер скрипит — протяжно и отчаянно. В растрескавшемся стекле фонаря видно приближающуюся землю — и серую бетонную ленту аэродрома. Слишком быстро приближающуюся.

Километр семьсот. Километр шестьсот.

«Нарушена целостность корпуса. Рекомендована эвакуация».

— Я все знаю, — она проводит ладонью по моим волосам, ерошит их. — Эх, надо было соглашаться тогда на кафе, да?

Меня будто что-то толкает изнутри, и я целую горячие сухие губы.

— Мы все-таки сбежали от этих чертовых тряпок, Алиска.

— Не знаю, Сашка, — она улыбается, грустно и искренне. — Эти сволочи не хотят нас отпускать просто так.

— Ты сразу после меня, поняла? Сразу же! Вторым номером! Потому что если ты… если без тебя… тогда зачем вообще это все?

Алиска кивает и подмигивает.

Отстрел капсулы проходит быстро и плавно — в укрепрайон нас, бывало, на носилках с меньшим удобством доставляли. Подброшенная пиропатронами, она парит в стылом зимнем воздухе. Высота — вряд ли больше километра, даже маска не нужна. А уж вид…

«Пеон» медленно валится кормой вниз с изрезанного дымами неба, оставляя после себя обширную пелену и яркие фонтаны вулканического пламени; к его корпусу, словно паутина, липнут толстые электрические разряды. Чудовищные мертвенно-черные сопла корабля, в которых уже не горит атомное пламя, кажется, становятся все больше и больше, заставляя все вокруг казаться маленьким, микроскопическим.

Я перевожу взгляд на пикирующий все стремительнее «Росток пустоты». Неужели еще не прошло пяти секунд?

В катер попадает очередной плазменный заряд, и он превращается в ослепительный падающий шар. Сверхъяркое синеватое пламя за секунду расползается по всей конструкции, прожигает ее насквозь

ничего спасательные капсулы не так-то легко уничтожить и пусть не все но хотя бы Алиса хотя бы

и катер взрывается в воздухе.

* * *

Примечание к части

*«Автоматический пистолет Вильневчица» — название, которое в мире «Не чужих» получил пистолет-пулемет PM-63 (Pistolet Maszynowy wz.63).

«Ружичка». Глава 16. Возвращение

Капсула приземляется на большой, залитой асфальтом кляксе перед самым зданием аэропорта, слева расположены ангары и аэродромная инфраструктура, справа — бесконечные ряды транспортников и истребителей. По полю бестолково мечутся пожарные машины, пытаясь локализовать многочисленные очаги возгорания, оставшиеся от уничтоженного «Ростка пустоты». В каком-то не том направлении несется «скорая».

К моей капсуле, сигнализирующей о себе беспокойным одуванчиком никак не желающего опадать парашюта, бегут из здания солдаты. Обгоняя их, рядом тормозит штабная «буханка», из нее кто-то выскакивает и принимается молотить прикладом в армированное стекло прямо перед моим носом.

Я касаюсь стекла рукой, и оно открывается. Здесь все просто и до беспощадности примитивно. Меня вытаскивают наружу и как мешок бросают в кузов. Ревет мотор, машина рвет вперед по неровной, заросшей травой бетонке взлетно-посадочной полосы. С неба вокруг все еще хлещут метеориты обломков, которые бомбардируют окрестности. От падения «Пеона» на северо-западе вздымается стена пыли до неба, смог из частиц распыленного металла и горящего топлива.

— Нашли… их? — размыкаю я губы. Голос сиплый, севший.

Мне не отвечают.

В специнте людно — раза в три больше людей, чем обычно. Все куда-то несутся, спешат, кричат — за время нашего пребывания на «Пеоне» я отвык от такой массовости, и сейчас это выглядит дико. Попадаются знакомые лица — мелькает хмурое морщинистое лицо Ольги Дмитриевны, что-то резко объясняет группе офицеров начальник укрепрайона, суетятся на лестничной площадке техники в оранжевых американских комбинезонах… До меня никому, кажется, нет дела, но я вижу их — взгляды исподтишка, частые и резкие, как уколы. Это не те взгляды, которые обычно достаются героям в наших и американских боевиках. Не восхищение пополам с благоговейным страхом, не уважение к потерям, которые понес герой, не понимание тяжести жертв, принесенных во имя победы. Здесь же скорее что-то, большее похожее на тягостное недоумение, и еще легкий дискомфорт. «Какого черта он здесь?», в таком вот духе.

В общем, чтобы окончательно превратиться в героя отчизны, мне стоило бы сдохнуть прямо там, в спасательной капсуле, таково общее значение этих взглядов.

Меня везут, как экспонат, на каталке, по разным кабинетам — эй, я и не знал, что у нас столько интересной аппаратуры! — делают кардиограмму, томографию, берут кровь из пальца и вены, соскоб слизистой, и еще пару вещей, о которых в приличном обществе не говорят вообще никогда. Картинка перед глазами смазывается и подрагивает.

Вот именно, картинка.

Как-то все это уплывает от меня, кажется нереальным, ненастоящим. Вроде как выполнение миссии на симуляторе, и вот сейчас я стащу с мокрой от пота головы неудобный, воняющий резиной шлем, в вокруг опять окажутся девчонки, и Алиска сверкнет своими ореховыми глазами, и Ульянка покажет язык, Мику просто молча улыбнется, Славя нахмурится и объяснит, что я снова сделал не так, и Лена