— Пролежала я так, под стеной, почти сутки. Орала, умоляла, звала на помощь. Только таких, как я, было еще много десятков. А писк шестнадцатилетней соплюшки из завалов никто, конечно, не слышал — вокруг выли сирены, рычали грузовики и бульдозеры, срывая голос, орали другие люди, которым тоже нужна была помощь. И может, намного больше, чем мне.
Двадцать один.
— Забавная штука… — вот только в голосе девушки ничего забавного нет. — Первый час вокруг меня стоял будто бы многоголосный хор, человек тридцать, такое впечатление. Часа через три в этом хоре появились паузы и провалы. Через шесть часов, к утру, вокруг оставалось, похоже, никак не больше дюжины выживших. Я до сих пор помню их имена: Игорь, Людмила Петровна, Олечка с пятого этажа, ей было лет девять… Собака с первого очень страшно выла, потом рычала, потом выла снова. А через сутки я была уже одна.
Алиса безо всякого сожаления пинает корчащееся на полу тело.
— В итоге меня спасли, конечно — вот только не всю. Некроз тканей, правую руку пришлось того… укоротить. Но когда я лежала там, под рухнувшей на меня стеной, и слышала, как по лицу течет и сворачивается в густую кашу кровь, как медленно отнимается чувствительность, мне пришлось передумать много всякого. И одна из мыслей была такая: если тебе приходится выбирать между долгой и короткой болью, ты полный кретин. Выбирать здесь нечего. Долгая боль сводит с ума. А короткая…
Горящее лезвие замирает в сантиметре от горла капитана. Потрескивают, сворачиваясь и сгорая, темные волоски бороды.
— Короткой ты попросту недостоин, — заканчивает Алиса и отворачивается. — Саш, разберешься без его помощи?
— Угу, — подтверждаю я безо всякой, впрочем, уверенности. — Эй, скепп!
— Skeppʼs ki da, — отвечает приятный голос. Ну, до чего же все замечательно!
Теперь нужно быть очень осторожным и немногословным. Чем меньше уточнений, тем лучше.
— Скепп, — кряхчу я, — леге навис…
— Kaputes proba es notht da, — откликается корабль. И ничего не происходит. Лена задумчиво шевелит губами.
— Ну, что там? — торопит Алиса. Время действий прошло, и ей снова скучно.
Я мучительно соображаю.
— «Капитанский»… что ж это такое, дьявол… Ага, «проба», вроде как доказательство… нет, подтверждение. Вот оно! «Нужно капитанское подтверждение!»
— И чего ты так радуешься тогда? — резонно интересуется Славя. — Капитан, кажется, не настроен с нами сотрудничать. Он вообще в отрубе валяется от потери крови.
— И ни на вот столько не жалко, — пожимает плечами Алиса.
— Хм… — окидываю взглядом многочисленные пульты. Эврика! — А радуюсь я по очень простой причине, Славяна Сергеевна! Потому что вот на том экране горит сейчас непонятное сообщение! А чуть ниже имеется пять зеленых точек. И черт меня подери, если это не для пальцев правой руки!
Восемнадцать.
Отрубленную руку прикладывает к экрану Лена. Ей, по-моему, это меньше всего противно. Неудивительно.
— Kaputes proba es ghed da, — радует корабль. — Skewe haeth.
Чертовы инопланетяне со своими мерами высоты! К счастью, для совсем тупых на показанной схеме прилагалось что-то вроде масштаба, опираясь на который и повозив по экрану дрожащим от напряжения пальцем, у меня получилось задать нужную высоту и примерные координаты.
— Haethʼs ghed da. Lego onginn nu da.
Вот теперь потеря высоты чувствуется — словно в самолете, попавшем в «воздушную яму». Слышен далекий гул, наверное, запускаются маневровые двигатели. Плевать. Остались мелочи — дождаться катера внизу и отправиться домой. Пара пустяков.
— Добивать будем? — Алиса показывает энергостеком на неподвижную фигуру капитана на полу. — На всякий случай?
Я отрицательно качаю головой.
— Мы — не они, Алиска. Мы не воюем с лежачими и ранеными. Детьми и гражданскими. Мы не инопланетные пришельцы. Мы люди. Всего лишь люди.
Она секунду думает, затем кивает.
— Корабль! — чужие слова уже почти без запинки срываются с моих губ. — Отпереть двери. Капитанское подтверждение!
— Выполнено, капитан.
Все идет по плану. Я смотрю на схему корабля на экране, если масштабы верны, то нам нужно пройти метров пятьдесят до ближайшего лифта, спуститься на шесть уровней вниз, а там уже и выход на причальную палубу почти сразу же будет. Мы не ранены и располагаем теперь кое-каким оружием. И у нас есть еще как минимум минут пятнадцать — более, чем достаточно на этот короткий последний рывок. Все будет хорошо, если…
Если только…
И тут я понимаю, почему нам никогда не добраться до нижней палубы.
Июль, как многие, наверное, догадываются, некоторые даже из личного опыта — чертовски жаркий месяц. Даже если проводить его, день за днем, на море, реке или океане. Солнце, кажется, сокращает и без того небольшое расстояние до земли, оно опускается пылающим шаром на виновато склоненные головы аборигенов и выжигает все мало-мальски связные мысли, кроме одной: в воду. Холодную воду. Сейчас же.
По непреклонному закону жизни, конечно, именно на середину июля всезнающее начальство запланировало очередные учения, максимально приближенные к боевым — благо собственно боевых действий тряпки в последние недели не вели, и их место в рейтинге популярности успешно заняли парни из штаба. Учения. В индивидуальных капсулах-имитаторах, установленных в тесных непроветриваемых помещениях. Без кондиционеров и воды.
Интересно, почему приближенные к боевым условия обязательно включают в себя жару с духотой? Нет ли возможности сделать их чуточку более комфортными? Одно утешение — штабные гении в этот раз страдали точно так же.