Не чужие - Страница 8

— И над нами склонится человек из дыма в высокой шляпе… — прошептал я, не обращаясь ни к кому специально. Губы дрожали, но не от чувств или еще чего-то, а просто. Бывает же такое, что губы трясутся просто так, без причины. Впрочем, и руки подрагивали тоже. Что это они?

Алискина иконка на экране вдруг потемнела, превратившись в какое-то подобие венецианской карнавальной маски, у меня когда-то дома такая стояла. Маска потряхивала перьями и мерцала красными глазными проемами. Казалось, она меня гипнотизирует. В уши вплеталась непонятная мелодия, состоящая в основном из шуршания, глубокого басовитого гула и тонкого свиста. Слушать ее было приятно, хотя я и не мог разобрать ни единой ноты, ни одной гармонии. Голова была мутной, словно где-то наверху повелевающая огромная длань одним резким движением перекрыла мне кислород.

«Кноп-ка, кноп-ка, кноооп… кааааа…»

Кислород.

Модуль ощутимо тряхнуло. Мигнули лампы и индикаторы на пульте, где-то глубоко внутри громко и мрачно треснуло стекло. Нарушение герметичности кабины. При повторных толчках приготовиться к эвакуации, проводимой специально обученным персоналом, знающим конструкцию модуля и имеющим соответствующие полномочия. В противном случае безопасность персонала боевого модуля не может быть гарантирована.

Кислород! Черт, драная Мария верхом на осле, какой же я олух! После прошлого дежурства уборщики протирали боевую капсулу, ликвидировали следы пота, слюны, мочи и кала, подбирали выбитые зубы и откушенные в пылу боя языки — про языки это я пошутил. И кто-то наверняка мазнул своей грязной тряпкой по панели подачи кислорода. Регулировка сбилась, совсем чуточку, процентов на десять, а я этого не заметил по причине слабоумия и переставлять не стал. В результате последние минут десять я поглощал воздух, содержание кислорода в котором сильно превышало норму, а промышленный аэратор, здоровенная установка где-то в далекой глубине комплекса, продолжала вырабатывать и гнать его по гофрированным воздуховодам в капсулу пилота.

Вообще-то, избыток кислорода может быть и полезным в нашей работе — если, например, капсула отрезана от внешнего мира и перенасытилась углекислым газом. У нас имелись, конечно, простые химические фильтры, поглощающие СО2, но надолго их не хватает, поэтому в конструкции капсул и была предусмотрена функция форсированной подачи. По умолчанию предполагалось, что пилот не является полным идиотом и среагирует на предупреждающий сигнал системы управления нажатием на блокиратор, но конструкторы не учли важный фактор — меня. Такого свирепого полудурка вообще мало кому доводилось видеть.

Дрожащими пальцами, которые не чувствовали уже ничего, я очень аккуратно надавил какого-то малинового цвета кнопку на самом краю панели управления. За вентили крана ручной блокировки подачи кислорода, которая тоже находилась в ручной доступности, браться не стал — опасался, что не справлюсь. Теперь оставалось надеяться, что в капсуле не скопилось еще количества газа, достаточного для того, чтобы выжечь мне глаза, горло и нервную систему. А теперь, благодаря трещине, он начнет еще и медленно удаляться из капсулы.

В общем, спасибо тряпкам, спасли они меня. Правда, еще не совсем спасли. Я сглотнул, в горле было сухо, как в полном песка жестяном тазу. Бил озноб, щеки и лоб горели. Нос был заложен — как я раньше этого не замечал? Легочная форма гипероксии, но нелетальная, судя по всему. Везет мне, удачлив наш бог. Впрочем, цепочки белых крестов по обеим сторонам от нашего комплекса, плохо видимые в предрассветной тьме, но все равно существующие, могли бы подтвердить, что и с удачей не всегда все обстояло гладко.

Тут я сообразил, что в наушниках уже несколько минут кто-то надрывается, и судя по характерным ноткам и грубой, совсем несексуальной хрипотце, это была не Алиса.

— Блок-1, ответьте штабу, ответьте штабу, Блок-1, — гнусаво и безнадежно повторял кто-то там, внутри, раз за разом. Странные дела, они же во время боя не должны связываться вроде бы. И голос, что характерно, не Иваныча, другой голос совершенно.

— Товарищ штаб, здесь Блок-1, за время вашего молчания происшествий было много, так что даже не знаю, про что рассказать, — молодцевато отрапортовал я. Туман перед глазами рассеивался. — Но могу сделать дайджест!

— Блок-1! — взревели наушники неприятным голосом Наливаныча. — Ты там заснул что ли, мать твою! Ты охамел совсем, лейтенант! Я в конце концов не посмотрю на твои инвалидности и отправлю тебя на метан, и группу твою отправлю! Ну ни у кого же нет таких расхлябанных мерзавцев, таких негодяев безответственных, чтобы на боевом посту спали!

— Обижаете, штаб, — покачал головой я. Кислород все еще булькал в крови маленькими шкодливыми пузырьками. — Разве я похож на человека, который проспит пять минут, если может проспать десять?

— Заткнись, Саш, вот просто закрой рот сейчас, — начштаба нервничал. Чего это он? — Про обычные тряпочные штурмовики не волнуйся сейчас, вы их рассеяли, а десантники, молодцы, вовремя прибыли и добили оставшиеся. Город потрепали малехо, но до Дара все равно не добрались…

Кто сказал, что я волновался за город? Погодите-ка…

— «Обычные штурмовики», штаб?

— Наверх погляди, придурок.

Путаясь с непривычки в тумблерах, я развернул камеры наблюдения. Сверху, с неба на весь город, на всю, кажется, вселенную медленно опускалась гигантская перевернутая чаша. Серая, мрачная, огромная — как имперский крейсер из недавних «Звездных войн», только настоящая, а не слепленная из картона и силикатного клея, летающая среди настоящих холодных звезд и планет, а не их имитаций, сделанных из мерзлой картошки. Вокруг словно настала глубокая ночь — и это при том, что солнце вообще-то должно было взойти с минуты на минуту. Даже каким-то холодком нехорошим повеяло, и это в наглухо — почти наглухо — изолированной от внешнего мира боевой капсуле.