Правда, выводы из этого были сделаны верные, и довольно быстро — конструкторским бюро по линии Минобороны дали могучего пинка под задницу, и те, шебурша ватманами на шустрых кульманах, принялись энергично прикидывать к пальцу известный орган. Например, как с имеющейся элементной базой сварганить что-то, похожее на нормальный «мрап» — защищенный от подрыва и засад колесный бронетранспортер. Колесный — потому, что, как показала практика, выживаемость у них была куда больше, а скорость выше.
И что-то вроде бы даже начало вырисовываться — высокий, худой силуэт с изломанными длинными боками, «Объект 379», в просторечии «Бирюк» — было сделано что-то около пяти экземпляров, они прошли заводские испытания и должны были демонстрироваться армейскому начальству…*
Но тут прилетели тряпки.
Вот и получилось, что войну мы провоевали со старинными «ГАЗами» и «Уралами» в качестве основного средства передвижения. С другой стороны, опасность наткнуться на засаду из «тряпок» или заминированную ими дорогу была равна нулю, так что отсутствие «мрапов» ощущалось больше как упущенная возможность, чем реальный отрицательный фактор.
В общем, за неимением шикарного броневичка, для поездки на окраину города я бы выбрал что-нибудь простое и надежное. Что-то вроде массового «Урала-395», их выпускали, кажется, десятками тысяч, но начштаба сажать нас в тентованный кузов отказался наотрез**. Лучшие люди специнститута ведь! Только с комфортом!
Так что вместо чего-то неприметного и шустрого, Наливаныч выделил нам целый автопоезд «Урал-44201-862» с соответствующим кузовом — длинную, высокую и какую-то бестолковую машину***. В центре ее использовали то как пункт радиосвязи, то как автономный подвижный реанимационный комплекс — а последние пару месяцев он вообще стоял без дела. И вот, придумали. Я, конечно, облизывался больше на антикварный «Зил-132» с колесами, похожими на бройлерных колобков, но ни во что подобное мне забраться не дали****. Ладно, обойдемся.
Машина, взрыкивая и лязгая передачами, как больная, пронеслась по Иванова, ушла под железнодорожный мост и, недовольно грюкнув и разбрызгав вечные лужи, вынырнула с другой стороны. Теперь мимо школы и вниз — на проспект имени вождя мирового пролетариата.
— Через Стефанова быстрее было бы, — буркнула Алиса, сжимая и разжимая металлические пальцы на протезе. — Или по Круговой, через «тещин язык».
В водительской кабине ее не услышали, и грузовик, игнорируя заново работающие светофоры, прогрохотал через проспект.
— По набережной пойдем, — догадался я. — Народу меньше, скорость выше. Секретность же, все дела. И кстати, Славя, что не сходится-то?
— А ничего, собственно говоря. — Блондинка сдула со лба прядь волос. — Что мы здесь делаем? Выполняем приказ? Какой, на хрен, приказ? Что мы, полуживые и скверно обученные операторы зенитных комплексов, обвешанные милицейскими «ксюхами», можем сделать против ДРГ «тряпок»? Что мы вообще про них знаем? С чем придется столкнуться?
— Так вроде Иван Анатолич сказал, что есть информация насчет особых способностей… — слабым голосом сказала Лена. Выглядела она не очень, темная челка прилипла к мокрому лбу. Душно было в кузове, вот что, с утра погода снова испортилась, на градуснике начались всеми любимые «пляски вокруг нуля», так что печку в кабине затопили от души. Ну, и нам тоже кое-что перепадало от щедрот.
— Херня, — отрезала Славя. Слово должно было звучать грязно и грубо в устах милой блондинки (если не приглядываться). Должно было. Но не звучало. — Так не делают. Даже если у нас и появились какие-то силы против тряпок, даже если бы у нас и был какой-то шанс… Об этом должны были рассказать. Должны были дать ориентировку. Вон, даже Ивана Фомича, старшину, к нам приставили, а зачем? Никаких объяснений. Знание — сила, черт возьми, так почему же нас этой силой обделили?
— Это только подозрения, Славя, — сказал я мягко. Удивительно, но я чувствовал себя спокойнее всех. Наверно, сказалось недавнее общение с парнем с повязкой на глазу, да еще пребывание в шахте приговоренных к смерти: лимит удивления и страха был на ближайшее время исчерпан. — Конкретики нет.
— Есть конкретика, — качнула она головой, все еще глядя в сторону. — В самом начале кто-то из Комитета проговорился, помните: дескать, снимали тряпок сверху беспилотником, все тихо и скрытно, никто даже не заметил.
— И?
— А нет у нас бесшумных и малозаметных беспилотников, — наставительно вскинула она брови. — «Пчелу» вроде как «яковлевцы» доделывали, но теперь-то что с того… А из остальной номенклатуры — «Ту» сто сорок первый? «Ту» двести сорок третий? У них турбореактивные двигатели, которые воют и оставляют за собой факелы длиной в три метра, какая, к йотунам, скрытность? «Ту» трехсотый, «Коршун»? Это чисто ударный аппарат, без техники для аэрофотосъемки, а «Филинов» у нас здесь отродясь не было.***** Так каким образом наше славное руководство незаметно засняло прибытие тряпок?
— И каков твой вывод, старший сержант?
Славя повернулась. Я видел ее лицо целиком — и взгляд синих глаз на изуродованном лице не застал меня врасплох.
— Вывод однозначный: тряпки знают, что мы про них знаем. А это значит, что нас гонят.
— На убой?
— Зачем на убой? Неэффективно. Нет, скорее всего, приманкой. Мотылем.
— Увлекаешься рыбалкой? — немногословная Мику включилась наконец в разговор.
— Отец увлекался, — лицо Слави как-то некрасиво сморщилось. — Личинки комара сами по себе никакой пользы человечеству не приносят. Зато они отлично подходят для того, чтобы приманить и послужить пищей рыбе. А рыба, как мы знаем из наглядной агитации — она кивнула на висящий на проносящемся как раз мимо доме плакат «Полнее используйте водоемы! Выращивайте рыбу в прудах!» — полезна и вкусна, и вполне подходит на стол советским людям. Короче — по каким-то причинам тряпки должны будут на нас клюнуть. Командование это знает, и подсовывает нас им. На блюдечке с голубой каемочкой.