Не чужие - Страница 18

Я и она. Все было как обычно. Все было как раньше. И мы не победили в упорном бою злобных пришельцев, и не освободили планету от их злого могущества, не вырвали победу из их скрюченных лапок, не покончили одним ударом с долгими месяцами чудовищного напряжения и боли. Так бывает только в сказках.

Но Алиска осталась в живых. Это было несравнимо, в тысячу раз важнее.

— Закусывать надо, Двачевская, — сообщил я, отворачиваясь от прекрасного видения. — Тогда и вырубать не будет. Нашел тебя в луже блевотины, весь перемазался, пока тащил.

— Да на хрен тебя, дебила, — среагировало видение. — Надо было и бросить там же, но когда бы ты еще до девушки дотронулся, чертов калека? Стопудово все форменное хэбэ обтрухал, пока об меня терся.

— Не за что, гражданка слот-машина, совершенно не за что, — я принялся взбираться вверх по склону. Голова, несмотря ни на что, работала четко, как ЭВМ в центре. Обзывалку, к примеру, я придумал буквально за секунду.

— Это почему это я слот-машина? — озадачилась Алиса. Она не пыталась встать, но следила за мной внимательно, часто моргая и сглатывая.

— Потому что однорукий бандит, почему же еще. Я поищу наших, а ты пока валяйся.

Вокруг холма с аварийным выходом было натоптано множество тропинок, и подниматься было легко. Надо думать, гражданские тут гуляли частенько, несмотря на все запреты и дозоры. Место-то хорошее — живописное, а на миру, как говорят, и смерть красна.

Машины обнаружились на третьем от нас пригорке, поближе к мосту. Общевойсковая, типа «Урала» с маячками, и еще «скорая». Подумали-то о нас, бродяги. Могли бы и просто труповозку вызвать.

* * *

— Ну что ж ты за зараза такая, прости господи! — Лицо Наливаныча несло на себе гримасу держащего на плечах небо атланта, которому только что сообщили, что тарифный отпуск откладывается еще на полсотни лет. Он глядел недобро, но на самом деле это была чистая видимость; и богатырский покрик его, от которого в здании дрожали стекла, был эквивалентом негромкого дружеского ворчания. — Даже помереть как следует не можешь, извиняюсь за грубость!

— Так точно, тащ подполковник! — согласился я обычным голосом, сидя перед ним. Полагается стоять, конечно, но мы же инвалиды, не забыли? Потому такие преференции. А секретами своего чудесного выздоровления я делиться ни с кем не собирался.

— Что «так точно»? — начштаба поглядел на меня, утирая лысину. За дверями его кабинета шла обычная суетливая рутина, подстегнутая ремонтными работами — укрепрайон был раздолбан буквально в щебень, и от восстановления его боеспособности зависела судьба и города, и всего региона. Из этого следовало много всего, но в первую очередь то, что в ближайшие дни наши услуги вряд ли там понадобятся, а с другой — укладывать нас обратно в кому было себе дороже, могли перебросить на другие районы.

— Так точно, Анатоливаныч, принимаю ваши извинения, — пояснил я. — Те, которые за грубость.

— Ой, дурак… — опечалился начштаба. — Не хотел я тебя отдавать на съедение журналюгам, но теперь решил — кончено. Зачем ты мне такой идиот нужен, пусть лучше они тобой питаются, авось отравление заработают. Желчным пузырем твоим.

Как выяснилось чуть ранее — пока я лежал в «скорой», которая с диким воем «везем раненого героя!» неслась по засыпанным осколками и сочащимся дымом улицам — после нашего коллективного залпа из плазменных орудий, плюс массового запуска баллистических ракет с нескольких точек, вражеская тарелка раздумала падать на город и поднялась обратно на орбиту. Ядерным оружием, пока она была в атмосфере, лупить не стали, не дурные — а потом было уже поздно. Так что, в общем-то, все остались при своих. Но живые — и Славя с Ульянкой, и все — и даже без особых увечий обошлось в этот раз. Большая удача.

— Неужто из газеты «Правда» приехали, из областной?

— Нет, из тележурнала «Ералаш» — до такой степени твоя судьба советский народ волнует, просто кушать не могут. Все интересуются — как там наш колченогий Сашок, такой милашка, аж краска на стенах сворачивается… Но нет, героический пионер, твои подвиги оценила не союзная, или там республиканская пресса — бери выше! Из Штатов приехали журналюги делать репортаж о несгибаемых советских парнях. На завтра назначено интервью. В специнте! — последнее он выплюнул так, будто это я был виноват, что на секретный объект пускали иностранцев.

— Так это мою улыбчивую физиономию что, на бейсбольных карточках в далекой Америке теперь будут печатать? — обрадовался я. — Ура, я всегда хотел мировой известности — и вот она, вот она!

Наливаныч сокрушенно помотал головой.

— А что стоило просто тихонько окочуриться где-нибудь в уголке… И твое отважное сердце уже билось бы в каком-нибудь толковом десантнике, и на вакансию взяли бы кого-нибудь поумнее, девчоночку какую-нибудь из Крыма — у них там реабилитационный центр, а у нас постоянный некомплект…

Я уже говорил, что командир у нас добрый и довольно-таки тактичный человек. Одно слово — буддист.

— Но ладно уж, — Иваныч поглядел на меня с видом римского мальчика, отгрызающего себе ногу, чтобы не идти в армию. — Акулы капиталистического пера будут здесь только завтра, они сейчас пожары снимают и раненых в госпитале, для колорита. Так что до этого времени все свободны — и ты, и эта твоя обезьяна рыжая, распутная. Ходить-то сам можешь? Неохота санитаров вызывать.

— Силищу чую в себе несусветную, — почти не соврал я. — Такая во мне теперь сила-могучесть, что, коли был бы столб крепко вбитый, ухватился бы за этот столб и перевернул бы землю-матушку. Вот какой силой налился я!***